Эльман Мамедов
Вся моя семья из Ходжалы; я родился и жил там до оккупации. Я был главой города Ходжалы с 1987 года и руководителем обороны с 1988 года.
Изначально Ходжалы был селом, но потом разросся. В 1988 году в городе насчитывалось более 7000 жителей, а в 1990 году 54 семьи турок-месхетинцев пришли из Узбекистана и поселились в Ходжалы; их предки были изгнаны Сталином. Одиннадцать из них были убиты в 1992 году.
Каждый камень, дерево и былинка были мне знакомы. Ходжалы – это город, где прошли 42 года моей жизни. В нем была железная дорога и единственный аэропорт в нагорно-карабахского региона.
К февралю 1992 года нашей единственной связью был телефон или рация, и нас окружали армянские села.
25 февраля было необычайно тихо; не было никакой стрельбы. Мы чувствовали, что идут приготовления. Ходжалы оставалось единственным селом Азербайджана. Еды не хватало, и у нас было мало оружия. Я попросил пекарню не выпекать хлеб, а просто отдавать муку нуждающимся семьям. У нас не было службы по оказанию медицинской помощи, но были раненые, пожилые и больные. Мы не знали, что с ними делать.
В тот день я пошел проверять посты обороны, а затем вернулся домой. В 19:30 я получил сообщения по телефону и рации о том, что в Ходжалы из Ханкенди направились войска. Они постепенно окружали Ходжалы в течение трех лет, и впоследствии мы узнали, что Затигеров, подполковник 366-го полка, расположенного в том районе, в тот вечер был произведен в генералы, что стало стимулом к проведению атаки.
Интенсивная стрельба с разных сторон началась в 11 вечера. У них была военная техника высокого уровня, а у нас лишь простые винтовки. Они были вне досягаемости нашего оружия. Был хаос. Нам пришлось оставить 100 человек и тел погибших – мы не могли их забрать.
Стояла зима. Это горный район, и до Агдама, ближайшего поселения, контролируемого азербайджанцами, было 16 километров. Мы не могли идти по дороге, через пять километров она проходила через Аскеран, и нам пришлось идти через лес. Нам – в том числе женщинам, детям и старикам – пришлось пересекать замерзшую реку Каркар, чтобы добраться до леса. Мы шли босиком, наша обувь насквозь промокла или потерялась, и тогда, промокшие до нитки, мы продолжали идти через густой снег, колючие кусты, камни… Мы вышли из леса на рассвете, и прятаться было больше некуда. Мы вышли к дороге Аскеран-Нахчыванлы и увидели УАЗ (своего рода советский джип. – Ред.). Армяне в УАЗе увидели нас.
Линия фронта была с другой стороны Аскерана; нам надо было ее пересечь, чтобы добраться до нейтральной территории протяженностью два километра. Мы шли всю ночь, устали и не настолько хорошо знали тот район. Армяне были в окопах, они ждали нас. Мы разбились на группы по 10-15 человек, чтобы попытаться найти выход и вывести людей. Главная трагедия произошла на этой дороге.
Я и еще 10 человек пытались найти выход, но я понял, что мы окружены. Я сказал людям не стрелять и найти, где спрятаться. Мы пробыли там целый день, пятеро человек из тех, что находились со мной, были ранены. Наконец, на второй день нам удалось добраться до линии фронта Агдама.
В истории войны велись военными. В Ходжалы не было военных. Я руководил самообороной; у нас не было никого, кто прошел бы профессиональную военную подготовку. Армяне воевали против женщин и детей; они даже оскорбляли мертвых. Было убито 60 детей, 106 женщин и много пожилых. Были убиты обе мои бабушки. Была убита моя 60-летняя мать, ее тело нашли в лесу через три недели.
Я хочу, я прошу, я требую предоставить мне право вернуться на родину и восстановить там мой дом.
Мир пытается научить нас демократии – почему не принимаются никакие меры по восстановлению прав народа Ходжалы? В чем логика? ЕС и ООН защищают агрессоров.
Я не виню армянскую нацию, я обвиняю их лидеров… Нам предначертано жить с армянами; Бог создал нас соседями.
Интервью брал Иан Пирт
Источник: книга «Ходжалинский свидетель военного приступления – Армения на скамье подсудимых».
Издательство Ithaca Press. Лондон, 2014 г.