Шахиба Мустафаева
Мы были в своих домах, стрельба началась в 11 вечера. Я думала, это нормально; это происходило на протяжении четырех лет и обычно длилось в течение двух часов, затем все возвращалось на круги своя. На этот раз все было иначе, была массированная бомбардировка с четырех сторон, поэтому мы все побежали в подвалы.
Мой муж ушел за час до этого в другое село, подвергавшееся атаке армян. Мы спросили, куда он собирается, он ответил: «Я имею дело с этим в течение четырех лет, мы защищаем свою родину».
Стрельба продолжалась до 3 часов утра, но мой муж не вернулся. Нас было три женщины, нам сказали уходить, я ответила, что буду ждать мужа, но они сказали, что нужно идти, чтобы сохранить свою честь. Я подумала, что остальные не хотят уходить из-за меня. Я подумала, что не должна заставлять их жертвовать собой, поэтому решила идти.
Мы пошли к недостроенному зданию – там было много людей. Мы пробыли там один час, а затем нам сказали уходить; нам пришлось оставить нескольких стариков. Какие-то молодые люди сказали нам идти через лес.
Было холодно, и шел снег. Нам пришлось пересекать реку, и все вымокли. Мы перешли реку и шли через лес в течение часа; наша одежда замерзла и затвердела. Я едва могла идти и была вынуждена оставить верхнюю одежду. Все те, кто мог идти, были в лесу.
Мы подошли к контролируемому армянами селу Нахчыванлы. Там была хорошая дорога, и мы увидели машину с сиреной. Через пять минут они начали стрелять по нам; поднялся большой шум. Снег был залит кровью. Это произошло примерно в 5 или 7 утра. Мы прятались под телами погибших… Мы ничего не могли видеть… только пули… Когда мы добрались до Агдама, моя сестра постирала нашу одежду, пропитанную кровью.
Со мной был мой 62-летний отец, Бахрам Мустафаев, у него были проблемы с почками. Ему пришлось идти босиком. Он выжил, но не смог оправиться и умер через 10 месяцев.
В 9 утра мы были в селе Шелли. Некоторые вернулись в лес, чтобы помочь другим, несмотря на стрельбу. Я ждала мужа три дня, но он не вернулся. Я оставалась в Агдаме до 30 марта, несмотря на то, что выстрелами они пробили отверстия в воротах дома моей сестры.
В ту ночь мой муж Алескер Новрузов пошел, чтобы задержать армян. Некоторые из тех, кто выжил, рассказывали о его храбрости. Он сформировал отряд самообороны, попросив их экономить пули. У них было непрофессиональное оружие против профессиональных вооруженных сил, но они сражались до последней пули. Их действия задержали армян, что позволило людям добраться до леса. Но он был ранен в бедро и не мог идти. Его схватили и доставили в Ханкенди 26 февраля.
В Ходжалы было несколько турок-месхетинцев из Узбекистана. Один из них был инструктором по физической подготовке. 8 марта он сказал нам не беспокоиться, Алескер был ранен в ногу, но остался жив, они сидели в одной камере на протяжении восьми дней. Но быть раненым заложником – еще хуже, чем умереть. Затем вернули еще одного человека, и он сказал, что Алескер умер от потери крови.
Мы получили его тело 30 марта в полиэтиленовом мешке со льдом. Я не могу описать все те пытки, которым его подвергали. Они выдернули ему зубы, обе руки были сломаны, а лицо покрыто шрамами. Его родители хотели, чтобы он был похоронен в Лачине. Два месяца спустя Лачин был оккупирован, и теперь его тело находится в заложниках. 25 февраля 1997 года его объявили национальным героем.
Интервью брал Иан Пирт
Источник: книга «Ходжалинский свидетель военного приступления – Армения на скамье подсудимых».
Издательство Ithaca Press. Лондон, 2014 г.